Главная страница
 Друзья сайта
 Обратная связь
 Поиск по сайту
 
 
 
 
 Блейк Вильям
 Бурдильон Френсис Уильям
 Герберт Эдвард
 Дэвенант Уильям
 Киплинг Редьярд
 Маколей Томас Бабингтон
 Мильтон Джон
 Поуп Александр
 Скотт Вальтер
 Томас Дилан
 Уайльд Оскар
 Харди Томас
 Шекспир Уильям
 
 Бёрнс Роберт
 Байрон Джордж Гордон
 Вордсворт Уильям
 Китс Джон
 Кольридж Сэмюэль
 Лонгфелло Генри
 Мур Томас
 По Эдгар Алан
 Саути Роберт
 Шелли Перси Биши
 
 Воэн Генри
 Герберт Джордж
 Донн Джон
 Кинг Генри
 Крэшо Ричард
 Марвелл Эндрю
 
 Геррик Роберт
 Джонсон Бен
 Кэрью Томас
 Лавлейс Ричард
 Саклинг Джон
 
 
  

Перси Биши Шелли


Джиневра

Испугана, бледна, изумлена,
Как тот, кто видит солнце после сна,
Из комнаты идя походкой шаткой,
Где смертной был он скован лихорадкой, -
Ошеломленной спутанной мечтой
Беспомощно ловя неясный рой
Знакомых форм, и ликов, и предметов,
В сиянии каких-то новых светов, -
Как бы безумьем странных снов горя,
Джиневра отошла от алтаря;
Обеты, что уста ее сказали,
Как дикий звон, донесшийся из дали,
Врывались в помрачненный мозг ее,
Качая разногласие свое.

Так шла она, и под вуалью брачной
Прозрачность щек вдвойне была прозрачной,
И алость губ вдвойне была красна,
И волосы темнее: так луна
Лучом темнит; сияли украшенья,
Горели драгоценные каменья,
Она едва их видела, и ей
Был тягостен весь этот блеск огней,
Он в ней будил неясное страданье,
Ее томил он хаосом сиянья.
Она была пленительна, луна
В одежде светлых туч не так нежна;
Горел огонь в ее склоненном взоре,
И бриллианты в головном уборе
Ответным блеском, в искристых лучах,
На мраморных горели ступенях
Той лестницы, что, зеркалом для взора,
Вела к простору улиц и собора;
И след ее воздушных нежных ног
Стирал тот блеск, минутный тот намек.
За ней подруги светлой шли толпою,
Одни, тайком казняся над собою,
Завистливой мечтой к тому скользя,
Чему совсем завидовать нельзя;
Другие, полны нежного участья,
Лелеяли мечту чужого счастья;
Иные грустно думали о том,
Что скучен, темен их родимый дом;
Иные же мечтали с восхищеньем
О том, что вечно ласковым виденьем
Пред девушкой неопытной встает,
Ее от неба ясного зовет,
От всех родных, куда-то вдаль, к туману,
К великому житейскому обману.

Но все они ушли, и, в забытьи,
Глядя на руки белые свои,
Она стоит одна в саду зеленом;
И светлый воздух полон странным звоном,
Беснуяся, кричат колокола,
Их музыка так дико-весела.
Насильственно берет она вниманье,
Лазурное убито ей молчанье;
Она была как тот, кто, видя сон,
Во сне постиг, что спит и грезит он
И лишь непрочно предан усыпленью, -
Как вдруг пред ней, подобный привиденью,
Антонио предстал, и, как она,
Он бледен был; в глазах была видна
Обида, скорбь, тоска, и он с укором,
Невесту смерив пылким гордым взором,
Сказал: "Так что же, так ты мне верна?"
И тотчас же, как тот, кто ото сна
Был резко пробужден лучом жестоким
И светом дня мучительно-широким
С дремотною мечтою разлучен,
И должен встать, и позабыть свой сон, -
Джиневра на Антонио взглянула,
Сдержала крик, с трудом передохнула,
Кровь хлынула ей к сердцу, и она
Сказала так, прекрасна и бледна:
"О, милый, если зло или сомненье,
Насилие родных иль подозренье,
Привычка, время, случай, жалкий страх,
Иль месть, иль что-нибудь в глазах, в словах
Способны быть для нас змеиным взглядом
И отравить любовь горячим ядом,
Тогда, - тогда с тобой не любим мы -
И если гроб, что полон душной тьмы,
Безмолвный гроб, что тесно обнимает
И жертву у тирана отнимает,
Нас разлучить способен, о, тогда
С тобой мы не любили никогда".
"Но разве миг, спеша за мигом снова,
К Герарди, в тишину его алькова,
Тебя не увлечет? Мой темный рок
В твоем кольце не видит ли залог, -
Хотел сказать он, - нежных обещаний,
Нарушенных, расторгнутых мечтаний".
Но, золотое сняв с себя кольцо
И не меняя бледное лицо,
Она сказала с грустью неземною:
"Возьми его в залог, что пред тобою
Я буду, как была, всегда верна,
И наш союз порвет лишь смерть одна.
Уж я мертва, умру через мгновенье,
Колоколов ликующее пенье
Смешается с напевом панихид,
Их музыка - ты слышишь? - говорит:
"Мы это тело в саван облекаем,
Его от ложа к гробу отторгаем".
Цветы, что в брачной комнате моей
Рассыпаны, во всей красе своей,
Мой гроб собой украсят, доцветая,
И отцветет фиалка молодая
Не прежде, чем Джиневра". И, бледна,
Она своей мечтой побеждена,
В груди слабеет голос, взор туманен,
И самый воздух вкруг нее так странен,
Как будто в ясный полдень - страх проник,
И вот она лишь тень, лишь смутный лик:
Так тени из могил и так пророки
Об ужасах, - которые далеки,
Но к нам идут, - вещают. И, смущен,
Как тот, кто преступленьем отягчен,
Как тот, кто под давлением испуга,
Оговорив товарища и друга,
В его глазах упрек не прочитав,
Дрожит пред тем, пред кем он так не прав,
И в приговоре с ним хотел бы слиться,
Раз приговор не может измениться, -
Антонио, робея, ищет слов,
Но вот раздался говор голосов,
Он отошел, другие к ней подходят,
И во дворец ее, дивясь, уводят,
С ней девушки о чем-то говорят,
Она меняет пышный свой наряд,
Они уходят, медля у порога,
Ей надо отдохнуть теперь немного,
И вот, раскрыв глаза, лежит она,
В слабеющем сиянии бледна.
День быстро меркнет с ропотом чуть слышным,
И гости собрались в чертоге пышном;
Сияет красота вдвойне светлей
Под взором зачарованных очей,
И, на себе влюбленность отражая,
На миг она живет в них блеском Рая.
Толпа спокойней, чем безмолвный лес,
Где шепчет лишь любовь средь мглы завес;
Вино горит огнем в сердцах остывших,
А для сердец, свой жар с другими сливших,
Поют с волшебной негой голоса,
Им, детям солнца, музыка - роса:
Здесь многие впервые вместе будут,
Но, разлучась, друг друга не забудут,
Пред многими здесь искрится звезда,
Что раньше не горела никогда,
Очарованье вздоха, слова, взгляда,
Власть юности, рассветная услада;
Разорван жизни будничной покров, -
И как весь мир, стряхнув оковы снов,
Когда землетрясенье наступает,
Ликует и беды своей не знает,
И ветер, над цветами прошептав,
Их аромат роняет между трав,
И шар земной в восторге пробужденья
Во всех сердцах рождает наслажденье,
Ликуют горы, долы и моря,
Сияньем ослепительным горя,
Как будто бы грядущее с минувшим
Сошлись в одном мгновении сверкнувшем, -
Так у Герарди пиршественный зал
Огнями и веселием блистал,
Но кто-то, взоры вкруг себя бросая,
Промолвил вслух: "А где же молодая?"
Тогда одна из девушек ушла,
И, прежде чем, как вестник дня, - светла,
Она придет, среди гостей молчанье
Возникло красноречьем ожиданья,
Сердца, еще не видя красоту,
Уж полны ей и ткут свою мечту;
Потом в сердцах возникло изумленье,
И страх за ним восстал, как привиденье;
От гостя к гостю шепот долетел,
И каждый, услыхав его, бледнел,
Все громче он и громче становился,
И вот Герарди меж гостей явился,
Печалью показной исполнен он,
Кругом рыданье, слышен чей-то стон.
Что ж значит скорбь, - как саван распростертый?
Увы, они нашли Джиневру мертвой,
Да, мертвой, если это смерть - лежать
Без пульса, не вздыхать и не дышать,
Быть белою, холодной, восковою,
С глазами, что как будто над собою
Смеются мертвым светом без лучей,
Стеклянностью безжизненных очей.
Да, мертвой, если это смерть - дыханье
Землистое и льдистый свет, молчанье,
И в страхе дыбом волосы встают,
Как будто дух чумы нашел приют
Вот тут, вот здесь, и в мертвенном покое
Глухой земле он отдает земное,
За быстрой вспышкой вдруг приводит мглу.
За блеском дым рождает и золу:
Ночь мысли так нас тесно обнимает,
Что наша мысль о смерти нашей знает
Лишь то, что может знать о жизни сон,
Который умер, прежде чем рожден.
Пир свадебный - отрада так обманна -
Стал похоронным празднеством нежданно;
С тяжелым сердцем, взор склонивши свой,
Печально все отправились домой;
И слезы неожиданные лили
Не только те, кто мертвую любили,
Во всех сердцах открылся их родник,
Затем что никогда уж этот лик
Пред ними в красоте своей не встанет,
Улыбкой грусть в их сердце не обманет.
Над пиршеством покинутым огни
То здесь, то там светились, и они
В пустом унылом зале освещали
Как бы туман густеющей печали,
Как будто бы, людской покинув ум,
Проникла в воздух тяжесть темных дум.
Еще с Герарди медлили иные,
Друзья умершей, ее родные,
И тупо утешенья слушал он,
В которых не нуждался: не зажжен
Любовью был в нем дух, и лишь смущенье
Он чувствовал, лишь страх, не огорченье,
Их шепотом зловещим смущена,
Еще как бы полнее тишина;
Одни из них беспомощно рыдали,
Другие в тихой медлили печали
И плакали безмолвно, а иной,
Склонясь к столу и скован тишиной,
Вдруг вздрагивал, когда из коридоров,
Из комнат, где сияньем скорбным взоров
Подруги обнимали мертвый лик,
Внезапно раздавался резкий крик,
И свечи в ветре дымно трепетали,
Огнем как бы ответствуя печали;
Раздался звон, глухой, как гул псалмов,
Священники пришли на этот зов
И вновь ушли, увидев, что могила
Все прегрешенья мертвой отпустила,
И плакальщиц тогда явился рой,
Чтоб над Джиневрой плакать молодой.

Похоронный гимн

Бежала старая зима,
К пустыням гор в бессилии сокрылась,
Где холод, свист ветров и тьма,
И к нам весна в лучах звезды спустилась,
В лучах звезды, что дышит над водой.
Непобедимо-молодая,
Своей игрою золотой
Рубеж зимы и ночи отдвигая;
Но, если воздух, травы и вода
Явлению весны не рады,
Джиневра юная, тогда
И мы в тебе не видели отрады!
О, как тиха и холодна
На ложе радости она!
Ты ступишь шаг - увидишь саван белый,
Ты ступишь два - и гроб перед тобой,
И шаг еще - к могиле роковой,
И шаг еще - куда? Дрожа, несмелый,
Ты видишь, что рукой умелой
Пробито сердце черною стрелой.

Пред тем как раз еще моря и мысы
Обнимет солнце - трепещи и жди, -
В тиши шурша, чудовищные крысы
Совьют гнездо в ее груди,
И в волосах, что цвет хранят червонца,
Слепые черви будут пировать,
Покуда солнце царствует как солнце,
Джиневра будет спать и спать.

Перевод: К. Бальмонта


<<<Содержание
 
Лента новостей Избранные произведения Антология французской поэзии Художественная галерея